услуги вознаграждение, побежала бы в тот же самый Бенеттон радовать себя, то итальянка положила бы деньги в кошелек, а потом в банк.
Этот народ заморочен днем грядущим. Даже кредиты итальянцы берут не по нужде, а чтобы не трогать банковские вложения. Или трогать, но только их часть. Нередки случаи, когда уже пенсионеры итальянцы, достигшие того возраста, когда прошлое, настоящее, и будущее начинают путаться, выбрасывают свои накопления, или умирают, рассовав денежные купюры, заранее принесенные из банка, в каждую щель… Мне такое «кощейство», да простят меня итальянцы, но именно Кощей, чахнущий над златом, приходит в мою голову, как самое точное сравнение, непонятно и неприятно. Конечно, думать о будущем – хорошо, но жить им, больше работать ради него, отказывать себе в радостях ради чего-то призрачного, – это уже, по-моему, нехорошо.
Неоспоримым плюсом подобного стиля жизни является только то, то каждая работа здесь уважается. И никому не придет в голову над тобой смеяться, если институту и карабканью по карьерной лестнице ты предпочтешь работу обслуживающего персонала просто потому, что тебе нравится, например, прибираться или подавать еду.
У моей домработницы был двухэтажный дом, работающий на фабрике муж, новенький фиат, и внешность, не вызывающая с моей стороны нареканий. Даниэлле было на вид чуть больше сорока, у нее были короткие волосы, поплывшая фигура, неровные зубы, и уродливые накладные ногти. Принц никогда бы не положил глаз на подобную особь женского пола, так что приняла я ее радушно. Она должна была приходить два раза в неделю, чтобы наводить порядок в моем гнездышке.
Наш стиль уборки, оказалось, сильно различается. Я все делаю медленно и тщательно, она же, напротив, прибирается быстро, но, спустя рукава.
После ее визитов квартира сияла, но недолго. Так как своей задачей она только и видела, чтобы, как можно скорее, рассовать по углам разбросанные вещи. Которые я периодически выуживала с кусками пыли или моими запутавшимися волосами. Из-за своих горе-ногтей, клеившихся с завидным упрямством к каждому новому посещению моего гнездышка, промыть посуду ей не удавалось. Случайно мной было примечено, что и унитаз, и кровать она протирает одной и той же тряпкой. А совок для собирания пыли ополаскивает в раковине для посуды.
Но и это оказалось не самым отвратительным. Уже во второй визит мне жалобным голосом было сказано, что новую одежду Данни себе не покупает, потому, не буду ли я так добра отдавать ей свою поношенную одежду. Разумеется, я дала согласие и пообещала, как будет время, провести ревизию своего гардероба.
Я собрала для нее пакет практически новой одежды, которая была или большая мне, или не подходила по стилю. Даниэлла вытащила содержимое пакета, критически осмотрела ярлычки, а потом сказала: «А еще мне понравился твой свитер со стразами на плечах». Мне тоже нравился мой кашемировый бежевый свитер, с которым, возможно мне и предстояло бы когда-то расстаться, но не в пользу подобной дамочки.
Следующие визиты Даниэлла наносила мне, каждый раз меняя наряды, но ни разу не надев то, что я ей отдала.
Однажды Даниэлла привела с собой дочь Джессику, восемнадцатилетнюю девочку, развитие которой немного отставало. Видимо, в надежде на мою жалость к ее ребенку, она указала мне на две моих любимых кофты, которые были бы, во-первых, ей малы, а, во-вторых, я их сама носила с большим удовольствием. На мое замечание о размере она лишь ответила, улыбнувшись, что ничего, похудеет. Я сказала, что если мне надоест их носить, она непременно их получит. Кстати, проблемы со здоровьем девочки я не отметила, просто решив, что она немного странноватая, но кто в нашем мире без странностей, это уже после я узнала о ее болезни от соседей.
После этого Даниэлла периодически показывала то на мои брошки, то на сережки, говоря: «Белло», на что я сухо отвечала: «Грацие», и покидала эту ценительницу прекрасного.
Последней каплей стал один из ее воскресных визитов, который она нанесла мне в одной из тех кофт, что я ей подарила, надетой, видимо, для того, чтобы показать, все-таки Данни нуждается в одежде. Кофта была откровенно мала, и этот недостаток можно было бы сгладить, расстегнув пуговицы, благо, день стоял теплый, а под кофтой была футболка, но Даниэлла предпочла, чтобы было видно все ее складочки на животе и боках. На кофте были жирные пятна.
«А у тебя не будет черных леггинсов? А то я новую одежду себе не покупаю. Можно я у тебя куплю?» Разумеется, прибирая мои вещи, Даниэлла была в курсе того, что хранится в недрах моего шкафа. У меня было двое черных леггинсов. Одни хлопковые, а другие лайкровые. Я подарила ей серые леггинсы, которые она даже не померила, а поскорее спрятала в сумку.
Я бы поняла ее просьбу, если бы у меня было десять леггинсов, или если бы Даниэлла была, по-настоящему, бедна… Знаешь, что интересно… Нуждающиеся люди обычно отличаются гордостью, бережливостью, и смирением. Они не просят, а если получают что-то в дар, используют это с любовью, благодарностью, и аккуратностью, а не пачкают жирными пятнами и не изучают придирчиво лейблы. У них обычно хороший вкус и воспитание.
Кармелла, жена брата принца, не лучше Даниэллы. Ее родители ежемесячно присылают девочке денюжку со съема квартиры, ее будущего наследства, она работает, в банке лежит сумма, которой хватило бы на покупку трех вилл и открытие какого-нибудь небольшого бизнеса, но она надевает дырявые носки, старые шлепки, и идет в социальную службу просить помощи. Она роется в мусорных баках, и предпочла работе воспитательницы, особенно ценящейся в Италии, уход за пенсионерами и мытье полов в баре, так как у воспитательницы имеется контракт, показывающий зарплату, с ним никакого социального пособия не выбьешь. Работа же сиделки и уборщицы неофициальна, с ней можно на что-нибудь рассчитывать.
После Даниэллы мы пробовали воспользоваться услугами бразильянки Мирэтти, марокканки Лейлы, и итальянки Джулии. Но все они прибирались не так, как мне того хотелось бы.
В итоге, я поняла, чего мне не хватало в их работе… Любви к моему дому. Видимо, только единицы, представительниц которых я так и не встретила, могут разделить любовь к твоему гнездышку.
Тем не менее, я очень благодарна своим помощницам за осознание некоторых вещей. Я поняла, что уборка – это что-то большее, чем собирание пыли и грязи, это – наполнение своего дома определенными энергетическими потоками, незаметными глазу, но ощущаемыми. Я перестала относиться к уборке, как к чему-то скучному, начав получать удовольствие от процесса, и чувствуя, сколько всего мной вносится в стены дома. Я теперь чаще забегаю в Бенеттон, – и принц, и я поняли, наконец, ценность моих домашних услуг.
Я перестала находить отвалившиеся ногти Даниэллы в углах. И мне теперь живется приятнее и спокойнее от осознания того, что никто не роется в моем грязном и чистом белье…
Мне радостно, что одна из моих давних грез нашла воплощение в моем настоящем. Еще радостнее от того, что она преподнесла мне стоящие уроки.
From Italy with love
Почему мы такие недружные за пределами нашей родной земли? Почему французы, китайцы, арабы, албанцы, и другие народности, приветствуют друг друга на своем языке, говорят друг с другом на том же родном языке, а мы из кожи вон лезем, чтобы никто не догадался, что мы умеем изъясняться по-русски.
Мы предпочитаем дружить с иностранцами и кричать соотечественнику: «Чао!» Тараторить на итальянском, так как мы – народ более динамичный, и медленная игра словами нам дается непросто, как можно реже используя русский.
Энтузиазм бабушки, которая спрашивает, не собрать ли внучке посылку, мы гасим высокомерным: «Бабуля! Я в Италии. Чего мне тут может не хватать?»
А потом мы удивляемся, почему итальянцы нас не уважают и относятся к нам с каким-то покровительственным снисхождением. Я избавлена от подобного отношения. Даже не смотря на мой очень слабенький итальянский, соседи меня любят и общаются на равных.
Я им честно говорю, что Италия потрясающе красива, что я дышу тут свободнее, и ношу
